Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему ты не сообщил о задержании? Почему ты не выходил на связь несколько часов?! Ты помнишь, что по закону я должен ее допрашивать, а не ты?!
– Оперативная обстановка, – сказал Мартин протокольным голосом, – требовала немедленных действий.
– Ты ее пытал, – сказал Клавдий.
– Да. – Мартин приподнял уголки губ. – Не только ты это умеешь.
– Оно того стоило?
– Еще как. – Мартин жестко, неприятно оскалился. – Я получил важнейшую информацию. Уникальную. По итогам предпринял ряд шагов…
– Объявил мать в розыск?!
– Да, потому что ты этого не сделал. Ты все время знал, кто такая мама… и надеялся – на что? На чудо?!
Клавдий мысленно сосчитал до десяти. Дело оборачивалось хуже, чем он мог представить.
– До инициации, – он говорил медленно и подчеркнуто спокойно, – никто не может определить ни силу ведьмы, ни специализацию. Твоя мать не инициирована. Что я должен о ней знать?!
– Ты мне все время врал. – Мартин смахнул здоровой рукой пот со лба. – И ты, и она.
– Потому что правде ты бы не поверил. – Клавдий почувствовал, как уходит земля из-под ног.
– Я верил каждому твоему слову, – сказал Мартин. – Я всю свою проклятую жизнь верил каждому твоему слову.
* * *
Ей стало теперь значительно легче, кашель утих. Ушла противная слабость – как будто рассказ Ивги оказался универсальным лекарством.
– Потрясающе красивая идея. Я просто… просто снимаю шляпу. Это… на грани гениальности.
– Всего лишь идея, – глухо сказала Ивга. – Мечта.
– Очень красивая, – повторила Эгле. – Мир без скверны. Мир, где ведьмы исцеляют, спасают, создают… У меня голова кругом. Я никогда не поверю, что вы не пытались… не искали пути… перейти от исследований к делу.
– Экспериментировать с инициацией, – Ивга вздохнула, – все равно что ставить медицинские опыты на детях. Я могла бы начать с себя, но… если я ошибусь и «очищения» не случится, на свет явится ведьма-матка, и убить ее сможет только прямое попадание ядерной бомбы. Предложить пройти инициацию кому-то другому… я не готова.
Она устало покачала рыжей с проседью головой. Волосы у нее были как грива.
– Я самонадеянно думала, раз мне удалось изменить мир однажды – я смогу сделать это снова. Ведьмы переродятся, вечная война закончится. Потенциальная Мать-Ведьма сможет жить, ничего не боясь. Я взялась за эту работу, надеясь спасти себя, Эгле.
– Еще ведь ничего не потеряно. – Эгле очень хотелось в это верить.
Ивга улыбнулась еще печальнее:
– Вы еще не поняли, какую весть вы принесли? Ведьмы роятся, королева роя должна пройти инициацию или умереть. В первом случае миру, каким мы его знаем, конец. Во втором… надо быть Клавдием Старжем, чтобы дать мне пережить эту ночь. Надо очень любить и очень мне доверять. Но Мартин, в отличие от него, верен долгу.
– Мартин вас любит!
– И ради любви он меня убьет быстро и легко, – сказала Ивга, – как убил ту несчастную девочку.
– Тогда у него не было другого выхода!
– А сейчас и подавно нет. Я так долго боялась, что этот момент наступит, что теперь чувствую что-то вроде облегчения.
– Почему – Мартин?!
– Хотела бы я знать, – грустно сказала Ивга. – Может, потому, что он для этого был рожден? Я думала, все с нами происходит бессмысленно, жестоко, просто не повезло, сын – инквизитор… А у него была миссия с самого начала, он был запрограммирован…
– Кем?
Ивга пожала плечами:
– Не знаю. Возможно, реальность, которой я сделала больно, сопротивляется. Запускает предохранители… Клавдий со своей миссией не справился, тогда родился и вырос Мартин.
– Вы ужасно предвзяты, – сказала Эгле. – Вы к нему чудовищно несправедливы.
– Подождем, – сказала Ивга. – Уже немного осталось ждать. Он скоро сюда придет.
* * *
Они обходились без слов минут пятнадцать. Клавдий курил, и мощная вытяжка едва справлялась. Мартин молчал, сидя напротив, в другом конце кабинета, где недавно сидела Эгле. Мартин укладывал внутри себя новую картину мира, а Клавдий понимал все с большим ужасом, что доверие сына потеряно навсегда. Решение никому и никогда не рассказывать о пришествии Ведьмы-Матери, никому, включая Мартина, было самой большой ошибкой Клавдия, которую он когда-либо совершал.
– Раз уж настало время удивительных историй, – сказал он сквозь зубы, – получай еще одну, бонусом. Когда мне было семнадцать лет, я вызвал чугайстеров к своей мертвой… подруге.
У Мартина дернулось веко.
– К своей любимой девушке, которая вернулась навкой. – Клавдий взял новую сигарету. – Я их вызвал. А потом пошел служить в Инквизицию. Я хотел себя наказать. Хотел, чтобы мне было плохо.
– Но ты втянулся, и тебе понравилось, – без сочувствия сказал Мартин.
– Точно. – Клавдий кивнул.
– Как мало я о тебе знал, оказывается.
– Теперь знаешь все. Что ты с этим знанием будешь делать?
– Делать будешь ты. – Мартин смотрел через стол, и лицо его было непроницаемо. – Всех неинициированных – под замок. Всех действующих – зачистить, убить на месте. Не учитывая специализацию, вне зависимости от потенциала. Вот что ты будешь делать. А я поеду к маме…
– Нет. – Клавдий подобрался.
Мартин посмотрел очень холодно:
– То есть ты уверен, что я определился, что убить маму для меня – совершенно естественно и я уже записал это к себе в ежедневник?
Его слова надавили Клавдию на лицо, будто рука в резиновой перчатке, и впечатали в спинку кресла.
– Не имеет значения, в чем я уверен, – через силу проговорил Клавдий. – Скажи мне в глаза, что ты решил? Что ты будешь делать?!
* * *
Мартин видел мир вокруг будто сквозь пленку, то размыто, то очень четко, то в черно-белом, то в мягком зеленоватом свете, и не сказать, чтобы это не было красиво. Майя Короб сидела в кабинете Великого Инквизитора, у окна, и терпеливо, очень дисциплинированно ждала.
– То, что происходит сейчас, – медленно сказал Мартин, – не имеет аналогов. Творится впервые. Это не то, с чем имел дело Атрик Оль… и потом, оказывается, имел дело ты. Разве ты не видишь разницы?
– Что ты решил?! – настойчиво повторил его отец.
– Мама не должна проходить инициацию, это все, что я могу сказать точно.
– Она доказала много раз, что может этому сопротивляться. – Отец смотрел, будто держал пистолет, направленный Мартину в переносицу. – Она на нашей стороне, я ей верю, как себе!
Майя Короб улыбнулась краешком губ.
– Есть еще время, – примиряюще сказал Мартин. – До утра.